Громкий треск. Мо открывает глаза, встревоженно приподнимая голову с подушки и всматриваясь в темноту коридора. Всё его тело протестует, а голова словно чугунная и так и норовит опуститься обратно, так что он заставляет себя сесть, спустив ноги на холодный паркетный пол. Треск повторяется, и в этот раз Мышь узнает в нём звук расколотого дерева. Секунда. Две. Три. Он хватает с тумбочки маску и быстрым движением пальцев защелкивает ремешок на затылке. Зелёные цифры в левом верхнем углу показывают 3:47. Сигнализация не сработала. Ничего не сработало. Он толкает Нэнси в плечо и тут же зажимает ей рот. Кто-то их заложил.

Мо закрывает балконную дверь, бросив взгляд на забаррикадированный наспех вход в спальню, и тут же присаживается. Он открывает пожарный люк, пытаясь не обращать внимание на трясущиеся руки Нэнс (в них тускло поблескивает усовершенствованный TEC-9). Она уходит первой, Мышь следом. Из бокового кармашка рюкзака он достает заранее подготовленный на такой случай замок и вешает его на петли люка, выигрывая время.

– Разделимся.
– Нет, – отвечает Мышь, натягивая второй сапог.
– Так больше шансов, что кто-то из нас спасётся.
– Ты слышала мой ответ.
Закончив с обувью, он осторожно выглядывает из окна, продумывая, как лучше уйти. Осталось четыре этажа. Два микроавтобуса с северной стороны и один с южной. «Ублюдки». Нэнси сидит на пыльных мешках с чьей-то одеждой; голубые глаза своим блеском выдают её страх.
– Мы выберемся, Нэнс, – выдыхает он, присев и взяв её за руки. Девушка целует его в верхний край маски.

Её крик оглушает их всех. Огромный, наполовину металлический Ловчий одной рукой сдирает Нэнси с забора и забрасывает к себе на плечо. Мо застывает. Они ведь почти перебрались через сеточную изгородь. У них ведь почти получилось.
– Хватай второго и пошли.
– Нет! – истошно орёт девушка, пытаясь вытащить оружие из своего рюкзака. Мышь всё ещё не двигается с места, остановившись на самом краю изгороди. Осталось только перебросить ноги и спрыгнуть. Второй верзила подползает к нему и хватает за край сапога, и только это выводит его из оцепенения. Мо трясёт ногой, попутно попадая ему в подбородок, и вырывается, ловко перебрасывает свое тело через забор, уже почти спрыгивает… но Ловчий успевает схватить его за руку. Недолго думая, Мышь свободной рукой проворачивает, нажимает на несколько деталей одновременно и отстегивает протез.

Тот же день, 14:55.
– Осторожнее, Мышонок.
– Спасибо, Горбатый, – Мо улыбается, а линзы в его маске наполовину подсвечиваются оранжевым, оповещая собеседника об этом. Он забирает бумажный сверток, отдаёт маленький бархатный мешочек, и они расходятся в разные стороны переулка. Теперь он хотя бы знает, в каком направлении двигаться. Осталось только найти помощника.

Ему пришлось проверить несколько локаций, прежде чем отыскать верную, и часы к тому времени уже показывают почти шесть. Скоро начнёт темнеть. Солнца он никогда не видел, но оранжевые облака на западе говорят о том, что оно всё ещё есть. Мо берет камень покрупнее и кидает его в высокую траву, туда, где когда-то находилась детская площадка. В разных частях двора загораются красные огоньки, но тут же гаснут. Через секунду раздается очередь выстрелов. Угроза либо мнимая, либо устранена. Он вздыхает, усаживаясь по-турецки прямо на сухую пыльную землю, и начинает бегло водить пальцами по экрану планшета. Без руки непривычно и тяжело. Без Нэнси тоже.
Вход в подъезд завален. Окна первых трех этажей на противоположной стороне дома забиты досками, без руки не пролезть. Клочков земли, не входящих в радиус турели, слишком мало. Единственный вариант – крайний (самый ближний к цели) подъезд дома напротив. Мышь поднимается с земли и отряхивается, закидывает планшет в сумку, подправляет ремень винтовки и начинает обходить дом, чем дальше от турели, тем лучше.

Он тратит очень много времени на то, чтобы забраться в окно. Сначала закидывает сумку. Потом винтовку. Потом, еле-еле, себя самого, после чего позволяет себе несколько минут передышки.

Мо поднимается на последний этаж, очень аккуратно обходя участки с окнами, и радуется тому, что выход на крышу открыт. Хоть в чем-то ему везет. Он подходит к краю, выставляет винтовку на ножки, предусмотрительно закинутые в сумку, и зажимает уши от мерзкого скрежета пуль по металлу. «Интересно, тут такой шум каждый раз, когда сюда залетает какой-нибудь голубь?». Мышь изощряется прицелиться и выстрелить без одной руки. На третий раз он наконец попадает в цель. Турель затихает. Мо садится спиной к высокому борту крыши, на всякий случай, чтобы его не пристрелили.
– Хлоя, моя ж ты красавица! К тебе и правда хрен подберешься. Выходи, поболтаешь хоть со старым другом, – Мо почти переходит на крик, не будучи точно уверен, что его слышат. – Я просто сейчас не настроен на скалолазание. Турель обещаю починить.

Мышь смиренно ждет, лишь криво улыбнувшись колкостям давнего приятеля. Он такой, сколько Мо его помнит: вроде не слишком-то и разговорчивый, а хлебом не корми, только дай побубнить. А уж если при этом еще и кормить… 

Пока Хлоя воистину кошачьей походкой направляется к нему, он вытягивает все свои 3/4 конечности и протяжно зевает. Бессонная ночь, полная ужаса, паники и скрежета металлических рук наконец даёт о себе знать. Мышь непроизвольно вздрагивает, выгибается и тут же кутается в огромную для его тельца потрёпанную парку цвета протухшего картофельного пюре. Удовлетворенно урчит, не припоминая за последнее время ни одной потягушки. «В нынешнее время очень важно заботится о себе», – пролетает в его голове фраза одного из знакомых пьянчуг, но тоном мудрейшего монаха прошлого тысячелетия, когда это еще было популярно. «Вот ведь где истина». К тому моменту, как Мо заканчивает с заботой о себе, Хлоя преодолевает последнее препятствие и теперь возвышается над ним с самым недовольным ебальником из его арсенала недовольных ебальников.

– Никто не говорил об оплате, красопета, – линзы маски вновь подсвечиваются оранжевым, – лучший знаток микросхем и прочего металлолома к твоим услугам.

– Мышь. Нахуя такие сложности, мог бы ночи дождаться и зайти к Сюзанне. Протез пропил, видимо.

Мо поднимается с пола, используя винтовку как импровизированную трость. Шмыгает носом, ставит её к бортику и отряхивает комбинезон. Одной рукой, как и все остальное, это делать несколько сложнее, чем он помнит.

– Сам насвинячил, сам приберу… или как там говорится, – заканчивает он свой посыл, почесывая бритый висок. – Прости, не думал, что ты всё ещё обитаешь в этой дыре. Совсем не меняешься.

Ему приходится высоко задирать голову, чтобы видеть лицо здоровяка. А ведь если чуть-чуть постараться, Хлоя запросто может скинуть его с крыши. Вероятно, с помощью всего лишь одной руки. Но Мышь не чувствует угрозы. Или уже слишком отчаялся.

– Свои творения слишком жалко тратить на выпивку, знаешь… – хмыкает он, небрежным движением поправляя светлые жидкие волосы и натягивая маску на макушку. Большими тёмными глазами смотрит на Хлою, неожиданно став серьезным. Лицо его кажется еще более узким от усталости и вечернего света, но сам он выглядит моложе своих лет. Щёлка меж передних зубов заставляет его едва заметно шепелявить.

– Слушай, Хлоя, – начинает он, не зная, как начать. – Тебе ничего не кажется странным? Ничего не изменилось? 

Он не привык трясти долги. Особенно с тех, кто может с такой легкостью его грохнуть.